grigoriyz

                     

Она была скрипачкой, вернее училась в музыкальной школе по классу скрипки. Помнится, ещё в младших классах, я из окна наблюдал как девочка с коричневым футляром в руке идёт на занятия. Руки её казались очень красивыми: тонкие с длинными пальцами. Да и вся она такая изящная и ладная. Во что бы не одевалась, хоть в тренировочные штаны с белой футболкой на урок физкультуры, всегда смотрелась элегантно.    У нас наблюдалась некоторая внешняя схожесть: оба голубоглазые блондины. Отец любил повторять, что люди выбирают возлюбленных из себе подобных. Наверное так и есть: в глубине души собственная внешность кажется нам идеальной. Полагаю, мы выглядели действительно гармоничной парой. Много позже одна из её подруг заметила: "Ой ,ребята, вы так хорошо вместе смотритесь! Вы оба такие красивые, кукольные. Прямо как Дюймовочка со своим Принцем эльфов!".

    У неё были золотистые кудрявые волосы ,короткие для девочки - чуть ниже ушей, стройная шея и так волновавшая меня потом родинка на щеке. А годам к пятнадцати уже появились талия и бёдра. Звали её замечательным именем Катя, то есть Катенька. Я бы никогда в жизни не решился подойти к этой девушке первым, но однажды она мне как-то по особенному улыбнулась и я воспринял это как пропуск к более серьёзному знакомству. Не знаю почему она меня вдруг заметила. Может единственно потому, что я был самым высоким парнем в классе. А может мне вообще всё это показалось. Но с того момента я начал робко за ней ухаживать.    
     Не могу сказать, что Катя сразу же откликнулась. Сперва она отвечала на все приглашения отказом. Но в конечном итоге я взял её измором. Ведь нравилась она очень многим, но открыто оказывал внимание только я. То есть вокруг никого кроме меня больше не было. К тому же мы относились к одному "сословию" - дети из хороших семей. Короче, на моё шестнадцатилетие она уже сидела за праздничным столом и разговаривала с мамой. 
     Так мы начали встречаться ("ходить", как это называли у нас в школе). В основном бесцельно гуляли. Она любила бродить по центру Москвы. Правда в те советские годы там ещё было совсем не так весело. Помню, как-то купили мороженое и я, желая чем-то поразить, спросил: "А хочешь я сейчас кину его в окно?" И Катя совершенно неожиданно согласилась. В проёме виднелась кухня какого-то кафе, находящаяся чуть ниже уровня земли. Раздался визг, а мы ,впервые в жизни взявшись за руки, весело побежали. 
     Иногда вместе ходили на спектакли в ЛенКом. Не знаю, почему она выбрала именно этот театр, но в памяти осталось, что начали мы там с "Тиля". А в последний раз попали уже лет в восемнадцать на "Синие кони на красной траве" с Янковским в роли Ленина. Порой посещали выставки, чаще всего проходящие в Пушкинском музее, точнее, музее его имени. Я в то время совсем не любил живопись, но очень любил Катю. 
      Ещё эта девушка обожала слушать всякие иностранные ансамбли. Мелькали незнакомые названия типа "Дип Пёрпл", "Арабески", "Пинк Флойд", "Юрай Хип". У неё в комнате стоял огромный коричневый агрегат "Комета"с большими бобинами и часто чувствовался специфический запах нагретой магнитофонной ленты. Я этого всего совершенно не понимал и не разделял, даже несмотря на острое желание всё время быть вместе.  
      Надо сказать, она всегда вела себя со мной дружелюбно, но долгое время держала на расстоянии, близко не подпускала (всё ж-таки времена были пуритански-советскими, у подавляющего большинства ребят моего возраста девушки вообще не было). Да "лезть" к ней я и сам не собирался: она представлялась мне каким-то совершенством ,которым надо молча любоваться не трогая, дабы не испортить. Как красивая хрупкая бабочка. Но в то же самое время, скучая на уроках, я мысленно срывал одежду с нашей училки литературы (сочной двадцатисемилетней брюнетки "Валентиши"), в тот самый момент, когда она с визгливыми интонациями рассказывала нам о Сонечке Мармеладовой, "вечной Сонечке пока мир стоит".  
      В общем, наши отношения развивались медленно. Всё это было, как тогда говорили: "Мальчик с девочкой дружит, мальчик девочке нужен". Только потом, в десятом, она как-то уже со мной смирилась и в определённый момент даже зачем-то захотела чего-то большего. Скорее всего, исключительно из любопытства и желания познать взрослую жизнь. Она вдруг однажды прильнула ко мне, я решился поцеловать её сперва в щёку, затем в губы и неожиданно почувствовал ответное движение губ. Моя рука осмелела и легко протиснулась между её худыми коленками. Далее произошла какая-то жалкая возня, и ничего не случилось: лишь потыкался. Она меня не чем не поддержала и не подбодрила. Думаю, тоже растерялась,но пыталась это скрыть за равнодушием. Я тогда не знал,что в первый раз так происходит почти с каждым. Но больше никогда уже не решался пойти ни на какую близость, боясь позора. 
      Всё же после этого она стала позволять себя касаться и рассматривать: никогда раньше я не имел такой возможности. Была она удивительно чистенькой, гладенькой, её хотелось всё время нюхать и целовать. В итоге, Катя так и осталась для меня недоступной радостью, как та коробка прелестного дорогого шоколада, которую мама в моём далёком детстве спрятала в шкафу и заперла на ключ. 
       Все два последних класса школы я не мог ни на чём сосредоточиться, кроме как на моей любви. Я не находил себе места, если по какой-то причине Кати не было в школе. В результате, никакие репетиторы не помогли: я пусть и не завалил экзамены в институт, но не прошёл по конкурсу, а уже следующей весной отправился в армию. Она же, как мне помнится, с помощью своего папы-профессора поступила на факультет журналистики. Там её сразу же закрутила бурная студенческая жизнь с вечеринками, походами, самодеятельными театрами, дискотеками. Но, как ни странно, мы продолжали встречаться до самого моего призыва.

(Продолжение следует)